"Что воля, что неволя, всё равно" -
ведёт вас обкумаренная Марья...
А мне сети аптечной не дано.
Набатом бы лечить, да не звонарь я.

Тесал, тесал, стесал еловый гнев
на ваших головах, и нет второго.
Фамилию сменил на "Антигреф",
богат стал, как индийская корова.

За это вы порвали на куски,
сначала истрепав до гноя вымя,
для нормы B12 у тоски,
для кальция достаточного в дыме...

Воскрес под псевдонимом "Антигрех",
не стал святым, ан святости посеял.
А вы пошли от мест волшебных тех
к местам, где "настоящая Расея".

Забил... себя... крестом у родника.
Скорее даже верным знаком плюса.
Мне верилось - вот-вот, наверняка,
вернётся туристическая туса.

"Что воля, что неволя, всё равно" -
ведёт вас гид, обкуренная Марья...
И мне уже не верится давно.
Убил бы, твари, вас. Да кто я? Тварь я.

Клубился в голове и в лёгких дым,
терзал я вымя плачущей корове.
Очнитесь, люди... К прежним и другим -
к себе - хоть обернитесь на дороге.

Я щепка, крестик, нолик на пути,
но в сказке, переписанной для стада,
куда вы с Марьей можете прийти,
надеясь на контрактника-солдата?

* * *

Я совал тебе чудную палку -
для инсайта глубинных структур,
но, увы, ты увидела скалку,
и орудие выделки шкур,
и оружие против Вселенной,
у которой, опять же, был мех...
Я, охранник армейской пельменной,
отучился от мирных утех.
Ты заставила строить подсобку
и себя там - в наряд - ублажать,
нажимая на красную кнопку.
Я боялся, я мог налажать.
Ты сказала, что наши потомки -
наш военно-таинственный смысл,
ты втянула из тонкой соломки
лошадиную кровь и кумыс.
Мы убили Вселенную-лошадь.
Оказалось, что мех - ни о чём...
Ты набитая дура. Я тоже.
Впрочем, я остаюсь при своём.
Ухожу от тебя, к обезьянке,
поднимающей палку как дар,
и не любящей спать на стремянке...
Я к тебе не вернусь никогда.

Не тру-поэт

Поэт и трупоед несовместимы...
Поэт - певец гармонии, а в той
живут незаменимые энзимы,
гонимые мертвечиной пустой.

Поэт и трупоед не совместимы
в пределах одного из бренных тел.
Не можем чушь прекрасную нести мы,
когда нас безобразный кто-то съел.

Поэт и трупоед не совместимы
в пределах созидающей семьи,
союз отца мелодий и Бастинды
закончится конфликтом Ре и Ми...

Поэт и трупоед не совместимы
в пределах самой древней из культур,
к примеру, ангел-критик, мной бесимый, 
разводит и раскармливает кур.

А ты решай, ты пой - зачем ты, кто ты,
и если - я - не то тебе пою,
то... лей незаменимые кислоты
на душу, на гармонию мою.

* * *

Если Родину делят на секторы,
на цвета - каннибалы и лекторы -
неужели я должен потворствовать,
на работу - за мел и колор - вставать?

Если Родину пичкают ядами,
покрывая желтушными пятнами -
неужели я сдохну от гордости
патриотом химической отрасли?

Если Родину взяли за лёгкие -
лесорубы, рукастые, ловкие,
"рубим лес, а не орган купируем!" -
неужели я руки не вырву им?

Если Родину, дурочку круглую,
задарили токсичными куклами,
мэйд ин ю эс, китайскими, русскими - 
неужели нет перезагрузки мне?

Если девочку я не порадую,
значит, сдох я пластмассовой падлою.
Непременно порадую Родину,
я и кожу затем на ребро тяну.

Малюя Солнце

Я и тихая Земля -
настоящие друзья,
неразлучные, и в чуде, и в беде.

Мы бок о бок с ней летим,
мы на тёплышко глядим,
истязаемые холодом людей.

То в меня с высотки лёд,
то бурильщик землю рвёт.
Мегаполис промышляет мерзлотой.

Забывается в бреду.
Забывает про звезду.
Добывает что-то с чем-то, козлодой.

Так задёрганы козлы,
что не высказать, как злы.
В магазинах продаётся молоко.

Мегаполис пьёт абсурд.
Подаёт сегодня в суд
за букет своих недугов... На кого?

На верховного козла,
на заморского посла
и на зло, за исключением себя.

Потому что мегапо -
лис, маньяк из Дримпопо,
догрызающий мечту, мечтать любя.

Я и тихая Земля -
настоящие друзья,
неразлучные, и в чуде, и в беде.

Мы Бог о бок с ней летим,
мы на тёплышко глядим,
на скале малюя Солнце для людей.

Для козлов, послов, сосулек и людей...

На скале молю я Солнце...

Роса

Они все - "не такие, как все",
но едва ты проделаешь нечто
выше воли зверька в колесе -
как хозяин им скажет: "Рычать!"

А едва ты пройдёшь по росе
за последним столбом лесосечным -
на детали в пустом колесе
карантинная ляжет печать.

Чтобы все - не такие, как Бог -
опасались росы больше чёрта,
чтобы к беличьим рожкам присох
пузырящийся корм, и урок.

Чтобы раб и подумать не мог
о движении высшего сорта.
О падении, мягком, на мох -
чтобы раб и подумать не мог.

"Есть сердце - ешь камни"

"Есть сердце - ешь камни" - сказал мясоед,
когда я срывал фруссорти на обед,
убийца напомнил, что фрукты - живут,
пока не убьют их, пока не сорвут.

Да разве я спорю? Живёт - всё вокруг!
Ягнёнок, цыплёнок, травинка и жук...
А что нам известно о чувствах камней?
О жизни вообще? Что мы знаем о ней?

Мы знаем - щепоточку. Даже не горсть.
Но если твоя голова тупо кость -
и мыслишь ты костью, не чем-то иным,
не видишь, не слышишь, не копишь вины...

А мне подарили ещё и глаза -
затем, чтобы жизнь я поменьше кромсал.
А мне пригодилась и пара ушей,
затем, что расслышана боль от ножей.

Конвейерно, мерно, почти тридцать лет,
я ехал, измазанный жиром скелет,
мне в уши совали "науку" и "ГОСТ",
я чуть не признал, что башка - тупо кость.

Есть сердце. Ем фрукты. Деревья простят.
Накормят сейчас и потом пригласят.
А пьяный мясник сердце в пламя суёт,
невинное чьё-то, но больше - своё.

Тигрёнок, совёнок, лишайник, паук -
старается, дышит, живёт всё вокруг.
И - да, я не против еды из камней,
еды литофага, погугли о ней.

Матчасть

Они атакуют себя, коммерсантов команда,
зажали защиту, закрыли обзор вратарю,
кумиром их форварда был сам Диего Армандо,
и мячик влетит в девятину, как джамба в ноздрю.

Когда им дадут звездюлей за звездец автогола
фанаты с открытого сектора перед луной -
хавбек оскорбленно захнычет, а что, мол, такого?
Потом уточнит, что он правый, и не был в штрафной. 

Они уже встали на вылет, их максимум - стыки,
но это еще одна маза продать результат,
тем более, массовый зритель заходится в крике
о том, что судейство опять ни туда, ни сюда. 

А главный судья покидает зеленое поле,
противники тоже, пометила птица табло...
Ты думаешь, я побывал на каком-то футболе?
Ты думаешь? Это уже первый фол за добро.

"Армия есть не что иное, как собрание дисциплинированных убийц... Война есть не что иное, как спор между несколькими правительствами о власти над подданными"
Лев Толстой

Клейкая

Надо считаться с другими!
"Первый-второй" - рассчитайсь!
Ну-ка, пониже рубильник!
Ну-ка, вперед не вылазь!

Рано еще! Не сказали!
Первый, к тому же, не ты!
Слушай, ты, зая в Мазае,
что тут еще за понты?

Мы же с понтами такими
миру войну отдадим!
Надо считаться с другими!
Или войны не хотим?!

____

Мало ли, что вы хотите,
вы, жировые слои
внешних и тайных политик...
Звезды считайте свои!

Справа и слева стоящим -
я не судья и не враг.
Деду - своим настоящим
крепко обязан я. Факт.

Вас - продолжателей бойни -
я презираю, и жду,
чтобы с любой колокольни
вы получали звезду.

Клейкую, смачную - ровно
в междупогонный нарост,
дабы созвездием Овна
выбритый разум оброс.

Слушайте вы, счетоводы.
Я научился считать -
только от вас до свободы...
Ей служу. Вольно! Два-ать!

Акрилонитрил

Я вечнобухой Буратино,
полешко на Мелоди-стрит.
Сухая моя древесина
приемлет понятие "спирт".

Естественно. Это природа.
А в ней безобразного нет.
К тому же, морозна погода
последние сорок пять лет.

К тому же, я пью не сильнее,
чем опиум раньше курил,
глаза - не с бухла посинели
и носят акрилонитрил.

Да, я пропитался изрядно
коктейлями ядов и смол,
смешал океан смол и ядов,
а выблевать берег не смог.

Мне долго втирали, мне втёрли,
что я очага не найду,
что жизнь - это бизнес и кёрлинг,
с поклонами клонов на льду.

Орёт пластилиновый зритель,
болеет, флажками пестрит...
Клонируйтесь. Или орите
на всю эту Мелоди-стрит.

Не вечный, бухой Буратино,
меж дядек, собак и мальвин -
дешевле, чем красная глина,
живее, чем ваш пластилин.

М.б.

Мы в густонаселенном тупике,
где нужно быть в четыре меры сильным...
Один мой друг живет на турнике,
другой в окопе, рядом с магазином.

А третий друг подумал - и забил,
потом забил еще - и не подумал,
что после перерыва все свои 
бегут обратно, в чистой форме "Пума".

Четвертый постигает группу "Дзен"
в контакте надфизическом с админом...
А я - неподготовленный совсем,
еще и пьяный чувством не взаимным.

Один мой враг - хозяин сотен вилл,
с двойными "л", где, в целом, те же вилы,
другой - вооруженный гамадрил,
бывают же такие гамадрилы.

А третий враг - вампир-животновод,
бывают же рабочие-вампиры,
он пьет из жизни кровь, за годом год,
на будущем уже двойные дыры.

Четвертый постигает букву "А",
отдав послушно "Я" за гамадрила...
а я - А-Я, не денусь никуда,
пока за алфавит не закадрило.

Мы в густонаселенном тупике
где можно быть в четыре меры сильным...
И тучи на мышастом потолке
привычно, дельно пахнут, керосином.

Аг... они... я...

Если чёрное крыло бьёт по красному,
задевая бездыханную грудь -
ни бладхаунду, ни сердцу, ни разуму
с пустоты тебя уже не спугнуть.

Если красное крыло бьёт по чёрному
с общим хрустом симметричных костей -
ни каналу сточных вод, ни лайв джорналу
про запас не намутить новостей.

Если я тебя Любил, птица вольная -
значит, я тебя Люблю и такой...
Ты убитая. А всё беспокойная.
Так сложилось, что не в смерти покой.

Если ты зависла в этой агонии -
значит, я зависну рядом с тобой,
успокоюсь - и не стану спокойнее,
став прозрачнее над мутной водой.

На сейчастье

Я только что ребенка убаюкал.
Он любит колыбельные "Хронопа".
Смотрю, как малый спутник рок-н-ролла
сейчастью улыбается во сне...

Нельзя сказать, что в комнате ни звука:
в окне - дорога "Азия - Европа",
к иллюзиям со вкусами дирола,
к едва ли чем-то новой новизне.

Условна тишина. Условны сроки
разбойников со знаками отличий.
Бессрочна суета, бессрочен грохот,
пределы беспредельно неясны.

Я тоже покемарю у дороги,
сбавляя сон с глубокого на птичий,
смотря, как на сейчастье дышит кроха
для пальчиковых смайликов весны.

Ситуация на Гоа

Ситуация такова:
половина меня - бесцветна,
и свалила бы на Гоа,
распечатав тиражик зла,
а вторая - чумазый лох,
ждущий чуда, живущий бедно,
не ложащийся спать до трёх
под мольберты, под зеркала.

Ситуация такова:
половина меня - истлела,
и забила в колокола -
ровно то, что смогла забить.
а вторая - агностик Бог,
колокольчик на нитке слева,
он так бился, аж сам оглох,
аж попробовал тихо жить.

Ситуация такова:
половина меня - без жизни,
и она эту жизнь гнала
так, что жизнь потеряла путь,
а вторая - сама Гоа,
с гамаком и Агатой Кристи,
с главной-главной, заглавной А,
если карту перевернуть.

Ситуация такова:
половина меня - играет,
с ней лобастая голова,
мастерица игры в козла,
во второй - мимо правил, Бог
матерится и кровь толкает,
кровь уходит, ещё до трёх,
под мольберты, под зеркала.

Ситуация такова,
что в игре побеждают двое...
Если я в гамаке, и жив,
можно думать, забот - на грамм.
Но когда колокольчик спит,
я зачем-то с лобастой в доле.
...Ты чего-нибудь помнишь, Сид?
А СашБашу, как стало там?

Листострадалец

Опять шипят: "Остынь, листострадалец!"
Не видят, что ли, среднего перста?
Сверну себе колпак на этот палец
из розово-горящего листа.

Начнём с начала. Ай, какая жалость -
есть я, листострадающий, есть вы,
но как бы вам иного не желалось - 
мы все оттуда вышли, из листвы.

Туда я послан - в качестве поэта -
ну что же, я ответственный посол.
Она достойна мирного сонета,
когда не каждый полк по ней прошёл.

И самый прозаический мужчинка -
любуется листвой, за часом час,
но чаще подсознательна картинка,
мужчинка же - в трудах, не лоботряс.

Столица ваша - вся листвой накрылась!
Вопросы лучше Веллеру задать...
Но там, у вас - не то. Погода сбилась.
Там даже мне в облом - листострадать.

Я в смоге - не хочу. Не сделал тюнинг.
Тем более - не пью бензиалекс.
Ночами кур не жарю во фритюре,
на них сканцерогенился рефлекс.

А так вы правы, я листострадалец,
сейчас вот, от безделья и спроста -
свернул себе колпак на средний палец
из розой говорящего листа.

Возьми!

Раньше я думал: не с кого
будет спросить за ад.
Люди, читайте Менского,
за руку взяв закат.

Это пример возможности,
ближний, приземный слой,
средней гранитной сложности...
С тёплой такой рукой.

То, что живёт и движется -
может любить и мстить,
будь то в сортире книжица
или в мазуте сныть.

Рой эффективных бабочек -
штаб аффективных дур,
чуть на свечной огарочек
буркнет электробур.

Право любви нарушено,
интерсудебный факт.
Значит, ответит шушера.
Или судья - дурак?

Сколько однако веского
шушера лепит в СМИ :)
Люди, читайте Менского.
Нужен рассвет? Возьми!

То, что живёт и движется -
будет любить... любить...
Прямо как Нэнси Вишеса.
Только ножи тупить.

С открытыми

Нет никакого "дня поэзии".
Есть год поэзии во тьме.
И век. И далее, в прогрессии...
Был одуванчик на холме.

Есть мы, на счастье не похожие,
поскольку можем и не есть -
как понимают нас прохожие
с одной мечтой - на холм залезть. 

А мы мечтаем - все по-разному,
деля возможности фонем,
и одуванчику трёхфазному
порой не нравимся совсем.

Но на него не обижаемся,
готовы свидеться опять,
недорогие веки-жалюзи
на время цвета приподнять.

И спим с открытыми... Не крейзи ли?
А на ладонях кровь и пух.
Нет никакого "дня поэзии".
Есть Пятачок и Винни-Пух.

Один - свинья, другой - ужаленный.
За круглым годом круглый век.
Так тьме во тьме - лежим, мешаем мы,
дай хрюкну сладко - "дарим свет".